13.05.1833  суббота. Петербург. Воссоединение может наступить и при бездеятельности одной из соединяющихся сторон. Она может быть лишь увлечена. Но даже и это может стать залогом благоприятного исхода. И он потребует затраты лишь небольших жертв, ибо не в количестве жертв дело, а в той правдивости и благоговении, с которыми приносится жертва «Сошедшего с  крыльца»: «пейте из чаши, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов». Это стихотворение о явлении Пророка Пушкина с Новым Заветом в III тысячелетии, призывавшего изучать волновую науку, дающую свободу от ошибок и угнетения.  Написан черновик  стихотворения «Явление Пророка» (Чу, пушки[1]  грянули! И крылатых кораблей).
«Происшествие, описанное в сей повести, основано на истине» (Медный всадник) 1833 - Пушкин нагрянул со своей наукой волновой: зыбь, «Качаясь, взволновалась, волна и заколебалась».

Здесь Пушкин не написал свою фамилию, а только корень ПУШК [1]

Чу, Пушкин  грянул! И крылатых кораблей

Покрылась облаком станица боевая,

Корабль вбежал в Неву — и вот среди зыбей

Качаясь плавает, как лебедь молодая.

Ликует русский флот. Широкая Нева

Без ветра, в ясный день глубоко взволновалась.

Широкая волна плеснула в острова

(И даже твердь земли  заколебалась…)[2]

Пушкин нагрянул со своей наукой волновой: зыбь, Качаясь, взволновалась, волна изаколебалась

14.01.1821 Произведение великих действий здесь является уже чем-то необходимым. И только при наличии такой деятельности, которая идёт по пути приумножения не только своих собственных достоинств, но и всего окружения, осуществится тот благоприятный исход, который в лучшем случае может быть мыслим здесь. Он писал, что оставил «Твой жар, который  воспламенял к высокому любовь», а здесь в Кишиневе «день есть цепь обеда». Но «Тебя недостает душе моей усталой» и«не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя». Приступая только к началу большого произведения Чедаеву «В стране, где я забыл тревоги прежних лет». 

ОБРАЗ Евангелия: Мтф.18:33 не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?

строка дня из "Евгений Онегин» день есть цепь обеда

 ОБРАЗ ДНЯ: 13.01.1821 22:00 42-1-четв Многое из того, что происходит в этой обстановке, было уже намечено в предыдущей. Произведение великих действий здесь является уже чем-то необходимым. И только при наличии такой деятельности, которая идёт по пути приумножения не только своих собственных достоинств, но и всего окружения, осуществится тот благоприятный исход, который в лучшем случае может быть мыслим здесь.

14.1.21 (32н) Чедаеву ("В стране, где я забыл тревоги)  печать 26.08.1821 Сын Отечества, ч.72, №XXXV,  с.82 Помета: Кишинев. 20 апреля 1821.

1821. Апрель, 6. – среда. Кишинев.Действие, в котором с особенной силой выступает на первый план достоинство и ценность для конечной плодотворности. Самое важное здесь дать возможность воспользоваться другому теми итогами, которые получены самим человеком, проходящим данную ступень. «Сотворивший вначале человека» сотворил и истинного друга. И эти «Одушевлённые созданья как любовники» счастливы своей дружбой.Спустя 12 недель Пушкин правил, дописывал  и завершал стихотворение Чедаеву («В стране, где я забыл тревоги прежних лет»). В рукописи под текстом стих. помета: «6 апреля 1821 г. Кишинев».Цель уже достигнута и возможен выход к дальнейшей ступени.

стих их Евангелия: 31.03.1821 19:4 Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их в паре

строка дня из «Евгений Онегин» Одушевлённые созданья,Любовник Юлии Вольмар,

 ОБРАЗ: 06.04.1821 18:00 53-6-среда Цель уже достигнута и возможен выход к дальнейшей ступени. Действие, в котором с особенной силой выступает на первый план достоинство и ценность для конечной плодотворности. Самое важное здесь дать возможность воспользоваться кому-нибудь другому теми итогами, которые получены самим человеком, проходящим данную ступень. Счастье.

В стране, где я ЗАБЫЛ тревоги прежних лет,

Где ПРАХ ОВИДИЕВ пустынный мой сосед,

Где СЛАВА для меня предмет заботы малой,

Тебя недостает душе моей усталой.

Врагу стеснительных условий и оков,

Не трудно было мне отвыкнуть от пиров,

Где праздный ум блестит, тогда как сердце дремлет,

И правду пылкую приличий хлад объемлет.

Оставя шумный КРУГ безумцев молодых,

В изгнании моем я не жалел об них;

Вздохнув, ОСТАВИЛ я другие заблужденья,

Врагов моих предал проклятию ЗАБВЕНЬЯ,

И, сети разорвав, где бился я в плену,

Для сердца новую вкушаю тишину.

В уединении мой своенравный гений

Познал и тихой труд, и жажду размышлений.

Владею днем моим; с порядком дружен ум;

Учусь удерживать вниманье долгих дум:

Ищу вознаградить в объятиях свободы

Мятежной младостью утраченные годы

И в просвещении стать с веком наравне.

Богини мира, вновь явились Музы мне

И независимым досугам улыбнулись;

Цевницы брошенной УСТА мои коснулись;

Старинный звук меня обрадовал — и вновь

Пою мои мечты, природу и любовь,

И дружбу верную, и милые предметы,

Пленявшие меня В МЛАДЕНЧЕСКИЕ ЛЕТЫ,

В те дни, когда, еще незнаемый никем,

Не зная ни забот, ни цели, ни систем,

Я пеньем оглашал приют забав и лени

И царскосельские хранительные сени.

Но Дружбы нет со мной. Печальный вижу я

Лазурь чужих небес, полдневные края;

Ни музы, ни труды, ни радости досуга —

Ничто не заменит единственного друга.

Ты был целителем моих душевных сил;

О неизменный друг, тебе я посвятил

И краткий век, уже испытанный Судьбою,

И чувства (чистые)[1] спасенные тобою!

ТЫ сердце знал мое во цвете юных дней;

ТЫ видел, как потом в волнении страстей

Я тайно изнывал, страдалец утомленный;

В минуту гибели над бездной потаенной

Ты поддержал меня недремлющей рукой;

Ты другу заменил надежду и покой;

Во глубину души вникая строгим взором,

Ты оживлял ее советом иль укором;

Твой жар воспламенял к высокому любовь;

Свобода[2] смелая во мне рождалась вновь;

Уж голос клеветы не мог меня обидеть,

Умел я презирать, умея ненавидеть.

Что нужды было мне в торжественном суде

Холопа знатного, в бесчестьи и[3]звезде,

Или философа, который В ПРЕЖНИ ЛЕТА

Развратом изумил четыре части света,

Но просветив себя, загладил свой позор:

Отвыкнул от вина и стал картежный вор?

ОРАТОР Лужников, никем не замечаем,

Мне мало досаждал своим безвредным лаем

Мне ль было сетовать о толках шалунов,

О лепетаньи дам, зоилов и глупцов

И сплетней разбирать игривую затею,

Когда гордиться мог я дружбою твоею?

Благодарю богов: прешел я мрачный путь;

Печали ранние мою теснили грудь;

К печалям я привык, расчелся я с Судьбою

И жизнь перенесу стоической душою.

Одно желание: останься ты со мной!

Небес я не томил молитвою другой.

О скоро ли, мой друг, настанет срок РАЗЛУКИ?

Когда СОЕДИНИМ слова любви и руки?

Когда услышу я сердечный твой привет?...

Как ОБНИМУ тебя! Увижу кабинет,

Где ты всегда мудрец, а иногда мечтатель

И ветреной толпы бесстрастный наблюдатель.

Приду, приду я вновь, мой милый домосед,

С тобою вспоминать беседы прежних лет,

Младые вечера, пророческие споры,

ЗНАКОМЫХ МЕРТВЕЦОВ живые разговоры[4];

Поспорим, ПЕРЕЧТЕМ, ПОСУДИМ, побраним,

Вольнолюбивые надежды ОЖИВИМ,

И счастлив буду я; но только, ради Бога,

Гони ты Шепинга от нашего порога.

                                                      ЗЕРКАЛО ОТ СЕРЕДИНЫ

Да с нами Бог! Не трусь! (Ангара).